Храм рождества христова

 Людям нужно видеть Бога


Евангелие от Луки, глава 18, стихи 9–14
Неделя о мытаре и фарисее

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий [1] себя возвысится (Евангелие от Луки, глава 18, стихи 9–14).


Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Притчу о мытаре и фарисее Господь сказал очень кратко. Но притча эта гениальна, потому что в маленькой ситуации Господь представил всё необходимое человеку для спасения. Человеку трудно спасать свою душу, трудно разглядеть себя самого, а ведь это самое главное. Вот чтобы помочь нам до спасения дойти, Господь такую понятную и в то же время глубокую притчу нам предложил.

Благодарность Богу — это основное содержание нашей службы

Вошли два человека в церковь помолиться. Вообще важна сама по себе ситуация, что два человека в церковь вошли. Вот мы тоже вошли в церковь, и оказывается, что для Господа Бога все, кто вошли в церковь - это или фарисей, или мытарь. Вот как интересно: выбрал Господь праведника и грешника.

Фарисей, став на место, сказал в себе так: Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди. Уже при слушании этих слов всякому человеку делается как-то не по себе.

Благодарность Богу — это основное содержание нашей службы. Кто хочет Бога возблагодарить, тот знает, что нет другого такого способа, как прийти и в службе поучаствовать. Служба, которую мы совершаем, называется «благодарение», по-гречески — Евхаристия. Не знать смысла этой службы русскому человеку нельзя. Главное содержание Литургии Божественной — это благодарение Богу о неисповедимом даре Его, о том, что Он человеком не возгнушался, пришел и Себя в пищу человеку отдал, и ради причастия нас за один стол к Себе, на Свою трапезу, хочет собрать.

Нет ещё для тогдашнего фарисея трапезы Господней, но есть за что Бога благодарить. И вот он произносит эти слова: «Благодарю Тебя, Боже!» — и раздается благоухание настоящей духовной жизни. И после этого слышатся слова, которые портят такое замечательное начало: «Благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди: грабители, обидчики, прелюбодеи или как этот мытарь». Даже нашёл, с кем себя сравнить! Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. И наверняка похвальба этого фарисея продолжалась ещё. Но Господь в притче (а вообще-то и всегда) Своё внимание и наше внимание переводит от этих многих глаголов, от этой безумной речи, к мытарю, чтоб мы рассмотрели и вместе с Ним услышали одну-единственную фразу, которую он произносит: Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! будь милостив ко мне, грешнику!»

Полезно задуматься: что видит перед собой один и что видит перед собой другой?

Фарисей поднимает голову наверх, но он не видит Бога, Его слова, очень даже правильные, для обычного человеческого сердца чувствуются как слова пустые. Фарисей в лучшем случае, даже молясь Богу, видит себя самого и больше ничего. И он подробно разглядывает, каков он. «Вот я пощусь двакраты, вот я то делаю, я это делаю, я правильный». Но поскольку ему самому неинтересно, кроме себя самого, еще что-то видеть, а Бога ему не видно, он озирается по сторонам и говорит: «Во! Вот еще кого я заметил! Но я же лучше его!» Вот сравнил себя с мытарем.

А у мытаря очень интересное состояние души. Он не глядит по сторонам и на небо не смотрит, глаза свои поднять боится, а Бога — видит! И перед Богом ему страшно, и перед Богом ему совестно, и, видя величие Божие, он очень отчётливо осознаёт своё ничтожество и произносит те слова, которые нужнее всего человеку: «Боже, милостив буди мне, грешному».

И по поводу этих слов Господь скажет, что этот мытарь пошел в дом свой оправданным. Что значит - оправданным? Вот если человек соприкоснётся с какой-то грязью, он испачкается, если соприкоснётся с чем-то светлым, он освятится, а если человек соприкасается с правдой, он оправдывается.

Слова — такая интересная вещь! Мы их от частого произношения начинаем употреблять иногда в прямо противоположном смысле. Сейчас что значит «оправдываться»? Вот человеку говоришь: «Ты опоздал на работу». И он начинает оправдываться. Он начинает говорить, что у него автобус не пошёл, что у него застёжка на молнии сломалась или ещё что-нибудь. А оправдание в том смысле, в котором употребил это слово Господь, совершенно другое имеет значение. Человек хочет сказать: «Я не виноват! Вот обстоятельства, которые виноваты, и в силу этих обстоятельств я опоздал. Но я не виноват!» Мы теперь словом «оправдываться» или «оправдание» называем вот такое явление, а пред очами Божиими — всё наоборот. Мытарь не говорит: «Семья у меня большая, денег заработать не могу, ничему не научился, поэтому пошел в сборщики налогов, поэтому приворовываю…». Он не оправдывается перед Богом и не объясняет Ему, почему он дошел до такой гадкой жизни. Он говорит: «Виноват!» И вот когда он произносит эти слова — «Виноват я», — получается, что он соприкасается с правдой Божией, и Господь, будучи Правдой, оправдывает этого человека. Он что-то с ним такое делает, что пошел этот человек домой, приобретя больше праведности в очах Божиих, чем тот, который, вместо того чтобы говорить «Виноват я», говорил «Праведен я».

Как тебе тебя самого показать, чтобы ты от собственной этой рожи захотел бы отвернуться, а на мир Божий захотел бы посмотреть?

Очень хочет наш Спаситель, чтобы в нашей душе тоже так было, чтобы наше обращение к Богу перестало быть бессодержательным, чтобы наше обращение к Богу Богом же и наполнилось, правдой Божией наполнилось! Не нашей правдой, а правдой Божией. А у Бога как-то все парадоксально: хвалится человек своими достижениями — и слова его пустые и Богу омерзительны. Нечем человеку хвалиться, признает он свою вину — и вдруг ему открывается величие Божие. Может быть, даже наоборот: по-настоящему каяться может только тот, кто увидел величие Божие. Бесполезно говорить: «Ты сделал это и это… Ты понимаешь?» Нет, пока человеку пеняешь, он не поймёт. Поймёт он тогда, когда увидит красоту правды, а себя увидит согрешившим против этой правды. Человек внемлет не обличениям, а величию истины, и кающийся мытарь потому и драгоценен в очах Божиих, что величие Божие хоть и из глубины своего падения, но увидел.

И нам предстоит проделать тот же путь. Мы не хотим на этот путь становиться. Он нам тяжёл. Все люди, которые по этому пути шли, проливали слёзы. Вот есть такой удивительный святой, ещё не прославленный, многие из вас о нём книжки читали, — отец Павел Груздев. Он, когда выходил из алтаря заплаканный, говорил странные вещи.

Почему священник в алтаре слёзы проливает? Потому что его душу посещает умиление Божие. Он Бога ясно видит, грехи свои видит, о народе молится. И он, когда выходил заплаканный, говорил странные слова: «В морду был бит». Кто его в алтаре бил? Наверное, он видел правду Божию, и правда Божия очень выпукло, сильно, резко открывала ему его собственные неправды. И поэтому он говорил: «Правда Божия указала мне, кто я такой. Как будто бы меня поколотили!»

Человек, видя правду Божию, не унывал, не отчаивался, не хвалился, аоправдывался. Господь есть Правда, а человек, постояв в свете этой правды, делается носителем этой правды, оправданным. Господь ясно свидетельствует, открывает глаза на эту правду, на то, что единственно в мире нужно. Людям не нужно сравнивать себя с кем-то. Людям не нужно считать свои достижения. Людям нужно видеть Бога. И хотя видеть его больно нашим слепым и грязью замазанным глазам, но, тем не менее, это единственное стоящее дело, единственное настоящее содержание жизни, единственный смысл, ради которого стоит жить.

И вот приходит время поста, и Церковь желает, чтобы мы не забыли эту притчу, пригляделись к ней. И всякий раз, когда наши окаянные шеи поворачиваются, чтобы посмотреть кругом, когда наши окаянные мысли хотят не вглубь своей души заглядывать и не на Бога смотреть, а, например, на то, как меня обидели и не сочли моих трудов, надо вспоминать: этим всем можно заниматься, только будем мы тогда так же со стороны выглядеть, как тот фарисей, да и самим нам будет противно, как ему, которому даже в храме стоять скучно. Глаза завёл, как будто на Бога смотрит — и не видит Бога.

Люди часто недоумевают: «Хожу, молюсь, а мне так скучно». Понятно, почему. Если бы ты Бога видел, сколь Он прекрасен, сколь Он милосерден, какова Его правда, каково Его снисхождение, каково Его величие... Если бы у тебя хоть мелькнула на миг эта картина — тебе было бы не скучно совершенно! ты бы говорил: «Ой, покажите ещё! Ещё хочу посмотреть на такую красоту! Интересно!» А если ты раз молитву читаешь, два молитву читаешь — и все тебе как-то неинтересно, ну что еще с тобой сделать, чтобы ты это увидел?

Как тебе тебя самого показать, чтобы ты от собственной этой рожи захотел бы отвернуться, а на мир Божий захотел бы посмотреть? Ну а мы всё на себя да на окружающих смотрим.

И вот эта притча нас научает очень хорошо войти в храм и очень хорошо выйти из него оправданным, а для этого надо себя вести одним-единственным способом: как этот мытарь. Будем ему подражать, для того, чтобы дал Господь разглядеть Его правду и Его мудрость.



[1] В публикациях проповедей, ориентируясь на широкий круг читателей, мы решили давать текст Евангелия на русском языке, хотя в храме он звучит на церковнославянском. Однако русский текст зачастую оказывается не столь совершенен, красив и глубок, как его первоисточник. Поэтому просим наших читателей для более глубокого восприятия Евангелия обращаться к церковнославянскому источнику. Сами же по необходимости будем давать в сносках параллельный текст. Такая необходимость, как нам кажется, возникла сейчас. Слово «унижающий» в современном значении далеко от значения первоисточника, поэтому приводим церковно-славянский текст: «…яко вся́къ вознося́йся смири́тся, смиря́яй же себé вознесéтся», т.е. не унижающий, а «смиряющий себя» вознесется.